Это всё гормоны. (с) Маша
A funny thing happened on Mr. Coulson’s way - фик
Публикую свой слегка отредактированный текст по заявке: «10 [37] Коулсон/Локи. Локи выхаживает раненного Коулсона». Пользуюсь случаем: Заказчик, спасибо за чудную заявку)
Название: A funny thing happened on Mr. Coulson’s way
Автор: Баис
Бета: Vardek //Vardek, спасибо!) А все оставшиеся ошибки и хромая стилистика – на счет автора. Автор упрям и не всегда соглашался с советами беты
//
Герои: Филипп Коулсон, Локи Лафейсон
Пейринг: Коулсон/Локи
Категория: слеш
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: герои не мои. Хотя в данном случае довольно сложно однозначно сказать, чьи же они. Особенно один полускандинавский товарищ…
читать дальше- Прекратите орать! Вы не идиот. Вы видели обломки, агент Бартон, и помните силу взрыва. Мы исследовали локацию вдоль и поперек – много раз, с собаками, с аппаратурой, с лучшими поисковиками, с вами, наконец, и видит бог… И если вы думаете, что мне все равно, вы все-таки идиот, агент Бартон, и простите, у меня нет на вас ни времени, ни желания. Идите к себе, агент, и дайте мне спокойно… Дайте мне спокойно провести вечер с виски. Будьте любезны.
Хоукай выглядел совершенно погасшим. Надо же. Похоже, дружили, кто бы подумал. Кто бы… подумал, что устойчивый абсолютно ко всему агент Коулсон может просто так – не вернуться с задания. Обычного задания, учитывая специфику работы. Без следа.
***
Локи не любил убивать людей, убитых им – по пальцам пересчитать. Это оставляло, раз за разом как в первый, какой-то тягучий и болезненный след, который даже пытаться раскапывать - страшно. А вот масштаб, стиль и филигранность – Локи иногда стоял перед зеркалом и обкатывал на языке последнее слово – он любил. Приходилось плясать виртуозно.
Поэтому взрывы начали греметь в тот момент, когда из заднего выхода выбегала последняя женщина, и траектория падения небоскреба уходила точно в толщу воды. Вместе с очень, очень ценными разработками по проекту Вэнч, а вот это уже, согласитесь, в рамках обычной проделки. Многомиллиардной проделки, правда, какая жалость, просто ужасно. Только в этот раз драгоценная филигранность не вышла.
В следующую секунду после первого взрыва Локи заметил тень на балконе двадцатого этажа. Метнулся – этаж разнесло до конца, лицо обожгло жаром – успел подхватить тело, скрыться, появиться на соседней крыше, глянуть на тело, охнуть, взглянуть на пожарище, зашипеть – и исчезнуть насовсем.
***
Фил Коулсон приходил в себя долго. Локи даже перестал ночевать в соседней комнате и спал уже просто рядом, ладонь щипало от заклинаний, но прошло уже два дня, а Коулсона все метало по кровати и трясло после наступления ночи. Локи умел лечить, но… Да и что такое «умение», если задуматься, в каком-то смысле он, разумеется, умел – простуду, царапины… Он не целитель, он маг! К сожалению. Надо же было оказаться там не кому-то, кого можно просто бросить на пороге больницы и дело с концом, а именно Филиппу Редж. Коулсону, которого оставить – невозможно в принципе.
Локи не то чтобы был влюблен, и не то чтобы благоговел, но просто – если на задании, на видеозаписях, на совещаниях в ЩИТе, куда он многажды проникал тайком – был Фил Коулсон (а он там был, иначе зачем), Локи не мог от него оторваться. Он смотрел, преследовал взглядом, преследовал буквально, не понимал абсолютно, что происходит в этой большой голове, образце скульптурной лепки – и самозабвенно, иногда даже самого себя не стесняясь, любовался.
Локи природу своей одержимости прекрасно (наверное) понимал – полная противоположность. Коулсон был сама надежность, незыблемость, непонятный совершенно уют. И в плюс к этому – как будто этого мало – ещё и сдержанный напор, и задиристость, и острое словцо, и бесстрашие. Невидимому Локи рядом с ним было спокойно и так интересно, как никогда в жизни до того не бывало. А теперь глупости своей, идиотизму, расхлябанности, ну каким же идиотом надо было быть, чтобы не перепроверить серверную, центровой объект, и-ди-отина!.. он ничем не мог помочь своему… кому?
Локи крутил в пальцах флэшку, снятую с шеи Коулсона сразу после взрыва, и думал, что если и это заклинание не поможет – он все-таки обратится к мидгардской медицине. Хотя, конечно, он ей совершенно не доверял.
Бредовые монологи Коулсона Локи запоминал автоматически: кони, какой-то луг, марки и года розлива вин, Бруклин, слова с окончаниями, от которых пахло канцелярскими листами, имена – незнакомые, наверное, семья (бывшая семья? Сейчас агент жил один, Локи знал точно – один раз он не удержался и прошел вслед за Коулсоном до самого дома) и… почему-то гортензии. Язвительное «Запонки у вермута не должны быть оловянными, хотя, конечно, от такого яйца, как вы, этого требовать грешно» рассмешило Локи до икоты, несмотря на все беспокойство.
На третий день Локи сдался и притащил запуганного до серого цвета доктора из лучшей больницы Нью-Йорка. Капельницы - уродливые конструкции, но агент (называть Филом Локи не решался, как-то не вязалось, слишком панибратски) перестал метаться, заговариваться и начал наконец дышать ровно. И, по словам трясущегося врача, всё говорило за то, что наутро агент должен был очнуться.
Поэтому сейчас Локи медленно, очень медленно, очень осторожно пересчитывал – кончиками пальцев – все выступы, впадины, морщины на лице своего пациента, проводил по надбровным дугам, седым вискам, даже пересохшим, тёмным губам – замирая… но дыхание его агента оставалось по-прежнему ровным, и Локи продолжал свою робкую ласку, похожую больше на запоминание. Своего рода… тактильный метод. Да. Лицо было твердым, подбородок – немного заросшим, вокруг глаз темные круги, на скуле родинка, залысины увеличивали и так немаленький лоб, на лбу – хмурые складки (снилось что-то?)… Короче говоря, лицо было совершенным и неумолимо прекрасным.
И первое, что увидел Фил Коулсон, проснувшись в восемь часов утра – судя по положению солнца и своим наручным часам – был спящий Локи, голова рядом с плечом Фила. Коулсон обдумывал положение какое-то время. В конце концов, он вздохнул и решил подождать развития событий.
Через четыре минуты Локи проснулся.
- Доброе утро, мистер Лофт.
- Я.
Черт.
- Я ничего не буду объяснять, хорошо, агент Коулсон?
- Разумеется, мистер Лофт. Ни в коем случае не могу вас к этому принуждать.
Черт.
- Хотя не буду скрывать, что мне бы хотелось ознакомиться хотя бы с общим ходом событий, предшествовавших… нашему совместному пробуждению.
Черт.
- Я просто… едва успел. И не очень хороший целитель. Вы выздоравливайте, агент.
Локи одним движением накинул цепочку с флэшкой обратно на шею своего уже бывшего и почти не удивленного пациента. Черт с ней, с этой информацией по проекту. Он подхватил Коулсона на руки и шагнул в возникшую круговерть туннеля.
Оставленный возле входа в Главное Управление ЩИТа полулежащий Фил Коулсон, приподнявшись на локте, очень и очень задумчиво смотрел на остатки исчезающего туннеля, пока с трех сторон сбегались охранники и что-то во всю глотку вопивший Хоукай.
***
Клинт Бартон иногда за глаза называл Коулсона «агент Индиго», подразумевая его якобы сверхъестественное чутье и непомерно развитый ум. Агент Коулсон посмеивался, но, надо признать, дураком действительно не был. Тем не менее, на этот раз недоумение не оставляло его. Вариантов объяснения ситуации было несколько, но все какие-то… маловероятные.
- Фил, давай мысленный эксперимент. Представь, что на месте Локи – некая мадам. Ну, и просто для удобства представления – с сиськами четвертого размера и такой большой…
Выразительный жест.
- Хоукай.
- Ладно, ладно. Серьезный разговор, да. О чем я? А, ну ты же понимаешь, в случае с дамой вердикт бы был однозначный! Спасает, выхаживает, возвращает в лоно родного учреждения и далее по тексту – что это ещё может быть?
- Не однозначный, а, скорее, с большой степенью вероятности. Но я уловил вашу идею, Клинт.
- Короче, дамы дамами, но раз это Локи, то, ну… ну, странно было бы на ровном месте говорить, что Локи влюбился.
И вот Фил Коулсон уже несколько дней пытался понять, "на ровном ли месте". Вспоминал свое постоянное ощущение слежки, которое он поначалу списывал на паранойю и профдеформацию, а потом просто стал держаться начеку даже на тишайшей улице возле своего дома. Вспоминал разметавшиеся по красному покрывалу немножко сальные волосы и общий помятый вид спящего Локи. Фил взвешивал на ладони ту самую флэшку, много раз проверенную на наличие жучков – с нулевым результатом. Прокручивал цепочку фактов снова и снова. Но все же, все же… к однозначным выводам он прийти не мог. Либо многоходовая комбинация для какой-то крупной цели, либо минутная прихоть, либо все-таки… В общем, слишком мало данных.
Поэтому, вернувшись к работе через неделю после происшествия, Фил Коулсон запретил себе заниматься пустыми умозаключениями, а также думать о том, откуда у него могло взяться это нетерпеливое постукивание пальцев по столу. Работать надо больше.
Надо потихоньку восстанавливать физическую форму после ранения.
Надо провести тренинг для новых сотрудников. В облегченном варианте. И не забыть заранее подготовить свободные места в больничном отделе, нда.
Надо согласовать новый проект с Фьюри, закрыть, наконец, Вэнч и подчистить оставшиеся хвосты.
Надо съездить к спонсору одного из фондов и поговорить. Ласково.
Надо заставить Бартона написать отчет.
Ну и обычная текучка.
Бартоновский отчет, пожалуй, в самый конец списка. Удивительно, как что-то настолько элементарное может быть настолько неподъемным.
***
К концу рабочей недели Коулсон был совершенно вымотан, хотя можно было ставить голову на отсечение – этого не заметил никто. Фил усмехнулся. Ещё бы кто заметил.
Четверть восьмого. Оставалось самое неприятное - отчет Клинтона «Хоукая» Бартона, агента с повышенным допуском уровня «А», за прошедший май месяц. Перед тем, как начать головомойку, Коулсон решил зайти к себе в кабинет за стаканчиком чего-нибудь мерзкого и растворимого – и замер на пороге.
Здесь не было этой синей папки.
Совершенно точно не было.
Агент выхватил табельное оружие, последовательно осмотрел помещение, спрятал оружие обратно, подождал, пока уймется сердцебиение (отчего-то отнюдь не испуганное). Осторожно открыл папку. Помолчал.
- Это… довольно неожиданно.
Озвучивать другие свои мысленные реплики Фил Коулсон не стал из уважения к ушам агентов, работавших с прослушкой его кабинета. Он развернулся и очень твердым шагом прошел до малого холла, где, развалившись на мягком диване, Хоукай резался в телефонную игрушку. Тот было кивнул в знак приветствия, но вдруг разглядел в руках Фила синюю папку и в ужасе распахнул глаза.
- Коулсон, ни за что! Что там опять не так? Ты же мне три часа по ушам ездил, ты на время смотрел вообще? У меня уже руки трясутся от этого отчета!
Ооох.
- Нет, Бартон, все в порядке. Не волнуйтесь.
Бартон опустил ноги с дивана.
- Фил?
- Ммм?
- У тебя дергается щека.
- Мгм. Ничего страшного, Хоукай. Это случается изредка. После капельниц, я имею в виду. Сейчас пройдет.
***
Вернувшись в свой кабинет, Коулсон просмотрел через локальную сеть ЩИТа одну из видеозаписей внутреннего слежения.
На записи отчетливо различимый Хоукай о чем-то яростно спорил и что-то ожесточенно печатал под диктовку так же отчетливо различимого и очень невозмутимого Филиппа Коулсона.
Агент промотал запись вперед.
Ровно в 19:15 Коулсон поднялся и с папкой в руках вышел из зоны охвата камеры, оставив Хоукая одного в малом зале. Минут через двадцать Коулсон появился снова.
И агент вынужден был признать, что второй Коулсон по степени невозмутимости проигрывал первому, хотя, конечно, заметить это мог бы только очень внимательный наблюдатель.
Агент поставил подбородок на переплетенные пальцы и закрыл глаза. Он просидел так несколько минут, вслушиваясь в вечернюю тишину. Потом усмехнулся, открыл глаза и тихо произнес:
– Что бы всё это не означало – спасибо.
***
С той ночи к сыну Коула начали приходить сны. Не обычное бесцветное мелькание кадров, не обработка дневной информации, а дивные летучие сны, из которых он выбирался наутро с чувством потери и удивлялся, что у него, оказывается, может щемить в груди. Сны не запоминались, помнилось только ощущение нежности, трепета и стремительного мягкого света.
Фил просыпался, шел варить себе утренний кофе и готовить завтрак, и каждый раз в окружающей картине внезапно появлялось что-то новое. В одно утро он вдруг услышал, как где-то недалеко от его дома звенят цикады. И он помнил, что отметил этот факт ещё две недели назад, но сейчас-то - услышал, и даже замер на несколько мгновений от остроты осознания.
В другое утро свет из окна падал на маленькую кухоньку искоса, так, как будто хотел всю её залить пастелью и очертить разреженной пылью каждый маленький уголок, и Коулсон смотрел на это, видел это и думал, что, наверное, впервые в жизни понимает импрессионистов.
Он как будто ловил по ночам чью-то чужую волну и оставался на этой волне до самого начала рабочего дня. Он понимал, кого благодарить за такие подарки, уже не сомневался, что всё это значит, но так и не мог решить, как к этому относиться. И какой составить план действий. И вообще…
В редкие свободные минуты на работе агент снова и снова изучал материалы по одному из главных объектов, который, кстати, совсем перестал проявлять активность («И слава богу», - можно было прочитать в глазах всех сотрудников ЩИТа). Коулсон даже иногда думал, стоит ли ему аккуратно вывести Тора на разговор о младшем брате, но пока держался, выслушивал Фьюри, язвил с Хоукаем, эффективно работал.
А ночью, конечно, опять снились сны.
Фил Коулсон, в общем, впервые после того, как вышел из совсем юного возраста, чувствовал смятение. И даже отдавал себе в этом отчёт.
***
Ох, Филипп. Я же показал бы Вам – что угодно, любую сказку, любой из асгардских пламенеющих рассветов, самый лучший пейзаж в каждом из девяти миров, зеркальные тропы, Биврёст, огонь – настоящий! Вы ведь даже себе представить не можете, что такое настоящий огонь. Так странно.
Всё… Всё, что Вы захотите. Только Вы, пожалуйста, захотите, Филипп.
Пожалуйста.
***
Фил Коулсон сидел в маленьком кафе на одной из улиц Нью-Йорка. Здесь подавали приличный стейк, музыка была тихой и ненавязчивой, а самое главное - кафе находилось рядом с одним из отделений ЦРУ, куда агент Коулсон только что ходил в последний раз утрясать некий спорный вопрос.
Возможность переиграть параллельную организацию (не конкурирующую, конечно, что вы, мы все здесь занимаемся одним делом) - это всегда доставляло некоторое удовольствие. В глубине души. Хотя глубина была, прямо скажем, не так уж глубока.
Так или иначе, но теперь наблюдение за объектом и все права на принятие решений были безраздельно переданы ЩИТу. С полного согласия Фьюри, у которого, видимо, имелись на то свои причины, иначе он все-таки попытался бы выяснить, зачем Коулсону понадобились такие полномочия в отношении уже много месяцев бездействующего, но потенциально очень опасного объекта под литерой «Л».
Фил был доволен. Действительно, острой необходимости не существовало, но так было... как-то спокойнее. Коулсон доел стейк, галантно расплатился с официанткой, вышел на улицу и неспешно двинулся в сторону парковки. Он остановился у перекрестка, дожидаясь зеленый свет для пешеходов.
- Добрый день, агент Коулсон!
Фил прикрыл глаза на мгновение, повернул голову и мягко ответил:
- Здравствуйте, Локи. Какая неожиданность. И рыжий цвет волос?
Идёт, кстати говоря.
Локи улыбнулся.
- Вы только не подумайте, что это маскировка, агент. Вы же не хотите меня оскорбить.
- Ни в коем случае, мистер... Кстати говоря, у вас не имеется более длинного имени? "Локи", не хочу вас обидеть, звучит чересчур фамильярно. Бетти, Ники, Вики…
Они уже перешли улицу и бок о бок медленно шли к парковке.
- Могу предложить "мистер Лафейсон". Или вот хотя бы "Hveðrungr", если выговорите.
- Да где уж мне. Так почему мы с вами встретились, мистер Лафейсон?
Локи секунду перебирал в уме фразы. Проходил мимо, случайно увидел Вас? Соскучился?
- Вы бы не хотели как-нибудь...
Полетать? Пообедать? Прокатить меня на вашем скутере? Поговорить нормально?
- ... сходить в музей скандинавской мифологии? Со мной.
Фил, не выдержав, рассмеялся, и Локи на мгновение прищурил глаза.
Что же мне делать с вами, мистер Лафейсон, и с вашими беспокойными глазами.
- Суббота устроит вас, мистер Лафейсон?
- Конечно.
- Хорошо. Откуда вас забрать?
Локи недоуменно нахмурил брови и вдруг ухмыльнулся:
- Могу подождать возле вашей работы.
- Договорились. В субботу я заканчиваю в двенадцать.
Только вы это, разумеется, знаете.
- Я знаю.
- Отлично.
Они дошли до черной Акуры, остановились и посмотрели друг на друга. Коулсон отстраненно подумал, что в чертах Локи всегда есть какое-то вызывающее упрямство. Локи подумал, что не знает, как закончить разговор. Коулсон повернулся к машине открыть дверь и услышал:
- До свидания, Филипп.
- До свидания, мистер… Hveðrungr.
Локи на секунду замер, потом расхохотался и как-то незаметно – хотя Коулсон не отводил взгляда – исчез. Фил пожал плечами и сел в машину.
Агент ехал в управление ЩИТа через весь город, слегка улыбаясь и тихонько мыча: "Ммм-мм-мм, you’re in the army... now".
***
Фил Коулсон заранее выделил себе для размышлений обеденный перерыв пятницы.
Во-первых, он действительно был очень занят всю неделю; во-вторых, он понимал, что в этот раз нужно будет наконец прийти к какому-то выводу, а потому ему требовалось время как на сознательное, так и на предварительное подсознательное обдумывание вопроса.
Вопрос же был прежним: каким – при условии верного понимания мотивов Локи – должен быть его, агента Коулсона, ответный ход.
С решением он и так затянул.
Всю неделю, начиная с памятного понедельника в параллельном ведомстве, Фил Коулсон работал на совесть, то есть, впрочем, как обычно.
Он, с одной стороны, был рад, что прямые столкновения с объектами внимания ЩИТа происходят так редко, учитывая объем следующей за каждым столкновением бумажной работы. С другой стороны, скучающая команда Мстителей сама по себе была вещью в высшей степени разрушительной, и потому Коулсон частенько отправлял их – по договоренности с другими ведомствами – на мелкие посторонние задания: штурм захваченных террористами зданий, обезвреживание чересчур обнаглевших преступных группировок северных штатов и прочая, и прочая.
Ещё для Мстителей проводились многочасовые военные учения. Моделирование возможных боевых ситуаций, работа в команде, тренировка в режиме реального времени - чрезвычайно полезная вещь, считал Коулсон. Учений, спланированных им, побаивались все, даже Старк. В первую очередь, как думал сам Коулсон, из-за изощренности ловушек, высоких требований к результатам и необходимости использования... скажем так, нестандартных подручных средств. На этой неделе Коулсон провел учения дважды. Не из вредности, скорее, в воспитательных целях. Кое-кто без дела становился почти неуправляемым.
А в конце недели, в пятницу, в двенадцать тридцать дня и ни минутой раньше, агент Коулсон замкнул изнутри свой кабинет, снял пиджак, сел за стол, и в следующие полтора часа только шорох шариковой ручки выдавал его присутствие.
Коулсон выводил абстрактные узоры на обороте черновика.
Выражение его лица менялось, едва заметно, правда, но менялось, и пытливый наблюдатель, возможно, даже смог бы разглядеть проскальзывавшую время от времени мягкость.
Иногда Коулсон чуть-чуть хмурился, переставал рисовать и упирался подбородком в сгиб ладони. Потом начинал чертить ожесточенней и через несколько секунд опять замедлялся.
Наконец он ощутимо расслабился, потянулся и встал. Через секунду прозвенел таймер, Коулсон посмотрел на черновик - тот был изрисован полностью с двух сторон, улыбнулся и скомкал бумагу в шарик. Коулсон выглядел, в общем-то, как обычный Коулсон - спокойные хитроватые глаза и легкая доброжелательная улыбка. Он надел пиджак и вышел за дверь.
Локи очень хотелось знать, до чего Филипп додумался.
***
С утра он читал книгу на языке древних ванов, язык вспоминался с трудом, но информация была бесценна – недостающее звено в его исследованиях нескольких последних лет.
Локи восстанавливал давно забытое искусство преображения. Не простую маскировку или способ отвода глаз, а технику глубинной перестройки каждой частицы тела так, чтобы сознание оставалось цельным и по большей части неизменным. Маг, владевший этим искусством, мог принять любую форму – не только существа противоположного пола своей же расы, но и любого знакомого ему создания: птицы, рыбы, змеи, коня... Некоторым этот дар давался сам собой, Локи же бросился изучать этот вопрос практически сразу после Падения, когда понял, что преображение из аса в ледяного великана у него происходит с каждым разом все проще и проще, а вот другие формы для него почему-то закрыты.
Теперь он понимал, в чем загвоздка. Теперь, правда, чтобы все-таки научиться превращаться, нужны были долгие часы мысленных усилий и экспериментов, но это всё ерунда, а само решение – прорыв – уже на ладони, Локи чувствовал это, и что-то в нем трепетало в волнении.
В двойном волнении. Собственно, первое волнение не покидало его с понедельника.
Да, усмехнулся он самому себе, древние фолианты очень хорошо отвлекают.
Локи захлопнул книгу, зажмурился, посмотрел на часы, подошел к зеркалу и принялся разглядывать свое отражение, поправляя складку здесь, приглаживая рыжий вихор там и меняя выражения лица одно за другим. Потом опомнился, закатил глаза и опять посмотрел на часы: без пятнадцати двенадцать.
Коулсон, конечно, раньше двенадцати не появится, но сидеть тут уже невозможно. Локи глубоко вздохнул и исчез, чтобы появиться за двадцать километров от этой квартиры.
Управление ЩИТа стояло чуть поодаль от оживленного перекрестка, в глубине маленькой улочки среди деревьев. Снаружи оно выглядело обыкновенным небольшим зданием, разве что ограда была слишком внушительной, и Локи ни за что бы не сказал (если не бывал бы там сотни раз), что это небольшое строение простирается на многие десятки метров вглубь и квартала, и земли.
Он появился недалеко от перекрестка, вне зоны действия камер наблюдения на воротах, и спокойно стоял, поглядывая вокруг, когда ворота Управления неожиданно раскрылись и из них вразвалочку вышел Клинт Бартон. Локи поджал уголки губ, чтобы не рассмеяться. Какой сейчас будет прелестный сюр, как любил говорить один его недавний знакомый, француз.
Клинт Бартон заметил его и, похоже, переживал сейчас одно из самых больших удивлений в своей жизни. Наконец он неуверенно произнес:
- Локи?
- Да, Бартон?
- Ты какого хрена тут делаешь?
- Если я правильно помню ваш протокол, при встрече со мной ты должен прежде всего доложить об этом вышестоящему начальству, не вступая со мной в разговор. Разве не так?
Бартон в замешательстве выхватил из-за пояса рацию, поднес ко рту и остановился - разумеется, со своим обычным чутьем именно в этот момент из ворот Управления вышло то самое начальство. Начальство подошло и взяло Локи под локоть. Бартон явственно побледнел.
- Клинтон, только что посмотрел ваш отчет по последней операции. Вы превзошли самого себя, я потратил на поправки не больше пятнадцати минут. Потрясающе. А теперь, с вашего позволения, мы пойдем по делам. Приятных вам…
- Фил?!
- Клинт?
- Это, вообще, как понимать?
- Клинт…
- Что?!
- Отстань.
И тут Бартон краем глаза заметил, как смотрит на Коулсона Локи, и по лицу Бартона прошел отсвет озарения. Он расхохотался так, что чуть не согнулся пополам. Локи нахмурился, Коулсон усмехнулся, а Бартон наконец смог выдать:
- Понятненько… Но пиво-то мы завтра пойдем пить как обычно?
Коулсон покивал:
- Скорее всего. Я позвоню. И нам пора. До свидания, Бартон.
- Пока, Фил... увидимся, зеленый друг, - Бартона все ещё разбирал смех, но злости в этом смехе… не было. Странно, подумал Локи. Даже удивительно, подумал Локи.
Парочка удалялась от ворот, а Бартон неверяще качал головой.
***
- Это… занимательно. Но вот что мне всегда было интересно, - говорил Коулсон, - так это откуда вообще в скандинавской мифологии имеются сведения о вас и Торе. Если я правильно понимаю, во время войны, которая затронула наш… Мидгард, вы были новорожденным и уж точно не числились в сыновьях Одина?
Музей скандинавской мифологии представлял собой один просторный этаж с красочными стендами и достойно изложенной, хотя и совершенно бредовой, информацией. Локи сам тут не бывал, но как-то раз случайно наткнувшись на рекламу музея, твердо решил сходить повеселиться. Сейчас они стояли перед стендом «Локи» и задумчиво смотрели на изображение дюжего развеселого рыжего мужика с характерными шрамами вокруг рта.
- Насколько я понимаю, Всеотец поддерживал связь с пострадавшими племенами Мидгарда, и какой-то обмен информацией – или дезинформацией – все-таки был. Видимо, кто-то из ваших сочинял по мотивам или просто – устная традиция… Может быть, были предсказания, кто знает. По крайней мере, мой характер угадан неплохо. Наверняка предсказания, а вы знаете, какая у них точность.
- Не очень… осведомлен о точности предсказаний. Но я рад, что вам не обязательно суждено обернуться кобылой и родить жеребенка.
Локи вспомнил свои исследования по полиморфии и нахмурился.
- Я, по крайней мере, постараюсь.
- А у вас здесь скверный характер.
- Я же говорю – они точно угадали.
- А Рагнарёк? Хотя бы на отдельно взятой планете?
- Для этого мне понадобились бы – для начала – двое сыновей. Да и… - Локи собрался с духом. – Филипп, я не трону Мидгард. Ни одной капли крови отныне и впредь по моей вине здесь не прольется. Я обещаю вам и могу поклясться на чем угодно. Здесь – нет.
Они замолчали и пошли дальше. Через пару минут Коулсон спросил:
- Я посчитал: вам, получается, сейчас две с половиной тысячи лет?
- Ну… время для асов течет немного по-другому. Если мерить мидгардскими мерками, то мне было бы лет двадцать шесть – двадцать семь, не больше, я думаю. А весен мне, действительно, больше двух с половиной.
Коулсон не смотрел на Локи и перешел к следующему стенду, чуть-чуть улыбаясь. Он остановился у «Одина» и читал пояснительный текст, чуть-чуть приподняв брови. Сердце Локи защемило, как тогда, возле постели с капельницами – накатила радость, что живой и больше того – ходит рядом, и галстук в коричневый горошек, и походка такая характерная, рубленая. И Локи подумал, что так нельзя, собачья какая-то радость, недостойная ни великого мага, ни даже посредственного воина, но такая глубокая, что вытравить невозможно. А ещё и где-то внутри уверенно клокотало, что вытравлять не надо ни к коем случае. Надо бы – подойти и поцеловать. И унести куда-нибудь. Немедленно. Локи смутился и забарабанил пальцами по запястью левой руки, и тут Коулсон обернулся и посмотрел на него спокойно и как-то ласково.
- Пойдемте попьем чаю внизу и поговорим. Пора бы.
И волнение Локи отпустило.
***
Они сидели внизу, пили чай и пока молчали. Потом медленно заговорил Фил.
- Мне бы хотелось знать, чего вы хотите, Локи. Я вам скажу, что вы мне… вы стали мне необходимы.
Стук чашки о блюдце и неожиданно хитрый взгляд прямо в глаза:
- Хотя я совершенно не могу себе представить, что из этого получится.
- Филипп… – Локи зажмурился. Как такие вещи вообще говорят вслух? – Вы мне, как вы выражаетесь, очень, очень необходимы, и довольно давно, и я хочу… я, в общем-то, хочу, чтобы вы были здоровы, счастливы и со мной, – он открыл глаза. – И мне казалось, что такие вещи за чашкой чая не обсуждают, ведь так?
- Почему? – Фил как будто удивился искренне.
- Мне казалось, что все происходит само собой, - улыбнулся Локи.
- В нашем с вами случае слово «естественность» не имеет смысла, - и они рассмеялись, - а чем больше ясности, тем лучше.
И тут Локи самым неожиданным для себя образом – ну, не совсем неожиданным, если не лукавить – появился на противоположном диванчике и поцеловал Коулсона, секунду, не больше.
- Я хотел внести ясность.
- Можете внести её побольше.
***
Когда потом Локи вспоминал, сколько неловкости было в те первые дни совместной жизни, он тряс головой, как породистый конь, и старался немедленно снова забыть. Правда, Филиппу все было – как там это прекрасное выражение? – как с гуся вода, поэтому неловкость Локи умирала мгновенно. Коулсон притащил Локи при полном параде в ЩИТ подписывать мирный договор и убедил Фьюри, что если превосходящий силами противник сам идет на мировую, то не использовать этот шанс было бы вопиющей глупостью; Коулсон готовил на завтрак кофе и какой-то французский омлет на маленькой кухне, а Локи натыкался на углы в тесном проходе и сбивал посуду, и Фил говорил о чем-то постороннем – о цикадах? – длинными сложными предложениями, и осколки не смущали его ни на секунду, когда он сгребал их в совок маленьким веником. Как-то вечером Локи поставил на край стола стащенную с асгардской пирушки брагу, и вечер закончился в обнимку на полу, где Коулсон рассказывал, почему и из-за кого он маленьким мальчиком ушел в большой город со старой отцовской фермы, а Локи гладил его по плечам и задавал наводящие вопросы. Потом – и не раз – Локи забывал, где оставил свои бесценные книги, потому что, хоть освоить женскую форму оказалось до странности легко, но ещё оставалось множество тонкостей и множество полезных книг; и Фил, завязывая галстук и надевая пиджак, негромко говорил, что «Разное сердце Вернунга» лежит на подоконнике в ванной, а «Сумма форм» – рядом с Британской энциклопедией на третьей полке.
А самое чудесное случилось тогда, когда сын Коула в одно летнее воскресенье подошел к двери, потрогал задумчиво ручку и повернулся к Локи:
- Вы мне как-то обещали полет, мистер Лафейсон. И ещё показать Асгард. Давайте сегодня?
И полет начался.
URL записиПубликую свой слегка отредактированный текст по заявке: «10 [37] Коулсон/Локи. Локи выхаживает раненного Коулсона». Пользуюсь случаем: Заказчик, спасибо за чудную заявку)
Название: A funny thing happened on Mr. Coulson’s way
Автор: Баис
Бета: Vardek //Vardek, спасибо!) А все оставшиеся ошибки и хромая стилистика – на счет автора. Автор упрям и не всегда соглашался с советами беты
//Герои: Филипп Коулсон, Локи Лафейсон
Пейринг: Коулсон/Локи
Категория: слеш
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: герои не мои. Хотя в данном случае довольно сложно однозначно сказать, чьи же они. Особенно один полускандинавский товарищ…
читать дальше- Прекратите орать! Вы не идиот. Вы видели обломки, агент Бартон, и помните силу взрыва. Мы исследовали локацию вдоль и поперек – много раз, с собаками, с аппаратурой, с лучшими поисковиками, с вами, наконец, и видит бог… И если вы думаете, что мне все равно, вы все-таки идиот, агент Бартон, и простите, у меня нет на вас ни времени, ни желания. Идите к себе, агент, и дайте мне спокойно… Дайте мне спокойно провести вечер с виски. Будьте любезны.
Хоукай выглядел совершенно погасшим. Надо же. Похоже, дружили, кто бы подумал. Кто бы… подумал, что устойчивый абсолютно ко всему агент Коулсон может просто так – не вернуться с задания. Обычного задания, учитывая специфику работы. Без следа.
***
Локи не любил убивать людей, убитых им – по пальцам пересчитать. Это оставляло, раз за разом как в первый, какой-то тягучий и болезненный след, который даже пытаться раскапывать - страшно. А вот масштаб, стиль и филигранность – Локи иногда стоял перед зеркалом и обкатывал на языке последнее слово – он любил. Приходилось плясать виртуозно.
Поэтому взрывы начали греметь в тот момент, когда из заднего выхода выбегала последняя женщина, и траектория падения небоскреба уходила точно в толщу воды. Вместе с очень, очень ценными разработками по проекту Вэнч, а вот это уже, согласитесь, в рамках обычной проделки. Многомиллиардной проделки, правда, какая жалость, просто ужасно. Только в этот раз драгоценная филигранность не вышла.
В следующую секунду после первого взрыва Локи заметил тень на балконе двадцатого этажа. Метнулся – этаж разнесло до конца, лицо обожгло жаром – успел подхватить тело, скрыться, появиться на соседней крыше, глянуть на тело, охнуть, взглянуть на пожарище, зашипеть – и исчезнуть насовсем.
***
Фил Коулсон приходил в себя долго. Локи даже перестал ночевать в соседней комнате и спал уже просто рядом, ладонь щипало от заклинаний, но прошло уже два дня, а Коулсона все метало по кровати и трясло после наступления ночи. Локи умел лечить, но… Да и что такое «умение», если задуматься, в каком-то смысле он, разумеется, умел – простуду, царапины… Он не целитель, он маг! К сожалению. Надо же было оказаться там не кому-то, кого можно просто бросить на пороге больницы и дело с концом, а именно Филиппу Редж. Коулсону, которого оставить – невозможно в принципе.
Локи не то чтобы был влюблен, и не то чтобы благоговел, но просто – если на задании, на видеозаписях, на совещаниях в ЩИТе, куда он многажды проникал тайком – был Фил Коулсон (а он там был, иначе зачем), Локи не мог от него оторваться. Он смотрел, преследовал взглядом, преследовал буквально, не понимал абсолютно, что происходит в этой большой голове, образце скульптурной лепки – и самозабвенно, иногда даже самого себя не стесняясь, любовался.
Локи природу своей одержимости прекрасно (наверное) понимал – полная противоположность. Коулсон был сама надежность, незыблемость, непонятный совершенно уют. И в плюс к этому – как будто этого мало – ещё и сдержанный напор, и задиристость, и острое словцо, и бесстрашие. Невидимому Локи рядом с ним было спокойно и так интересно, как никогда в жизни до того не бывало. А теперь глупости своей, идиотизму, расхлябанности, ну каким же идиотом надо было быть, чтобы не перепроверить серверную, центровой объект, и-ди-отина!.. он ничем не мог помочь своему… кому?
Локи крутил в пальцах флэшку, снятую с шеи Коулсона сразу после взрыва, и думал, что если и это заклинание не поможет – он все-таки обратится к мидгардской медицине. Хотя, конечно, он ей совершенно не доверял.
Бредовые монологи Коулсона Локи запоминал автоматически: кони, какой-то луг, марки и года розлива вин, Бруклин, слова с окончаниями, от которых пахло канцелярскими листами, имена – незнакомые, наверное, семья (бывшая семья? Сейчас агент жил один, Локи знал точно – один раз он не удержался и прошел вслед за Коулсоном до самого дома) и… почему-то гортензии. Язвительное «Запонки у вермута не должны быть оловянными, хотя, конечно, от такого яйца, как вы, этого требовать грешно» рассмешило Локи до икоты, несмотря на все беспокойство.
На третий день Локи сдался и притащил запуганного до серого цвета доктора из лучшей больницы Нью-Йорка. Капельницы - уродливые конструкции, но агент (называть Филом Локи не решался, как-то не вязалось, слишком панибратски) перестал метаться, заговариваться и начал наконец дышать ровно. И, по словам трясущегося врача, всё говорило за то, что наутро агент должен был очнуться.
Поэтому сейчас Локи медленно, очень медленно, очень осторожно пересчитывал – кончиками пальцев – все выступы, впадины, морщины на лице своего пациента, проводил по надбровным дугам, седым вискам, даже пересохшим, тёмным губам – замирая… но дыхание его агента оставалось по-прежнему ровным, и Локи продолжал свою робкую ласку, похожую больше на запоминание. Своего рода… тактильный метод. Да. Лицо было твердым, подбородок – немного заросшим, вокруг глаз темные круги, на скуле родинка, залысины увеличивали и так немаленький лоб, на лбу – хмурые складки (снилось что-то?)… Короче говоря, лицо было совершенным и неумолимо прекрасным.
И первое, что увидел Фил Коулсон, проснувшись в восемь часов утра – судя по положению солнца и своим наручным часам – был спящий Локи, голова рядом с плечом Фила. Коулсон обдумывал положение какое-то время. В конце концов, он вздохнул и решил подождать развития событий.
Через четыре минуты Локи проснулся.
- Доброе утро, мистер Лофт.
- Я.
Черт.
- Я ничего не буду объяснять, хорошо, агент Коулсон?
- Разумеется, мистер Лофт. Ни в коем случае не могу вас к этому принуждать.
Черт.
- Хотя не буду скрывать, что мне бы хотелось ознакомиться хотя бы с общим ходом событий, предшествовавших… нашему совместному пробуждению.
Черт.
- Я просто… едва успел. И не очень хороший целитель. Вы выздоравливайте, агент.
Локи одним движением накинул цепочку с флэшкой обратно на шею своего уже бывшего и почти не удивленного пациента. Черт с ней, с этой информацией по проекту. Он подхватил Коулсона на руки и шагнул в возникшую круговерть туннеля.
Оставленный возле входа в Главное Управление ЩИТа полулежащий Фил Коулсон, приподнявшись на локте, очень и очень задумчиво смотрел на остатки исчезающего туннеля, пока с трех сторон сбегались охранники и что-то во всю глотку вопивший Хоукай.
***
Клинт Бартон иногда за глаза называл Коулсона «агент Индиго», подразумевая его якобы сверхъестественное чутье и непомерно развитый ум. Агент Коулсон посмеивался, но, надо признать, дураком действительно не был. Тем не менее, на этот раз недоумение не оставляло его. Вариантов объяснения ситуации было несколько, но все какие-то… маловероятные.
- Фил, давай мысленный эксперимент. Представь, что на месте Локи – некая мадам. Ну, и просто для удобства представления – с сиськами четвертого размера и такой большой…
Выразительный жест.
- Хоукай.
- Ладно, ладно. Серьезный разговор, да. О чем я? А, ну ты же понимаешь, в случае с дамой вердикт бы был однозначный! Спасает, выхаживает, возвращает в лоно родного учреждения и далее по тексту – что это ещё может быть?
- Не однозначный, а, скорее, с большой степенью вероятности. Но я уловил вашу идею, Клинт.
- Короче, дамы дамами, но раз это Локи, то, ну… ну, странно было бы на ровном месте говорить, что Локи влюбился.
И вот Фил Коулсон уже несколько дней пытался понять, "на ровном ли месте". Вспоминал свое постоянное ощущение слежки, которое он поначалу списывал на паранойю и профдеформацию, а потом просто стал держаться начеку даже на тишайшей улице возле своего дома. Вспоминал разметавшиеся по красному покрывалу немножко сальные волосы и общий помятый вид спящего Локи. Фил взвешивал на ладони ту самую флэшку, много раз проверенную на наличие жучков – с нулевым результатом. Прокручивал цепочку фактов снова и снова. Но все же, все же… к однозначным выводам он прийти не мог. Либо многоходовая комбинация для какой-то крупной цели, либо минутная прихоть, либо все-таки… В общем, слишком мало данных.
Поэтому, вернувшись к работе через неделю после происшествия, Фил Коулсон запретил себе заниматься пустыми умозаключениями, а также думать о том, откуда у него могло взяться это нетерпеливое постукивание пальцев по столу. Работать надо больше.
Надо потихоньку восстанавливать физическую форму после ранения.
Надо провести тренинг для новых сотрудников. В облегченном варианте. И не забыть заранее подготовить свободные места в больничном отделе, нда.
Надо согласовать новый проект с Фьюри, закрыть, наконец, Вэнч и подчистить оставшиеся хвосты.
Надо съездить к спонсору одного из фондов и поговорить. Ласково.
Надо заставить Бартона написать отчет.
Ну и обычная текучка.
Бартоновский отчет, пожалуй, в самый конец списка. Удивительно, как что-то настолько элементарное может быть настолько неподъемным.
***
К концу рабочей недели Коулсон был совершенно вымотан, хотя можно было ставить голову на отсечение – этого не заметил никто. Фил усмехнулся. Ещё бы кто заметил.
Четверть восьмого. Оставалось самое неприятное - отчет Клинтона «Хоукая» Бартона, агента с повышенным допуском уровня «А», за прошедший май месяц. Перед тем, как начать головомойку, Коулсон решил зайти к себе в кабинет за стаканчиком чего-нибудь мерзкого и растворимого – и замер на пороге.
Здесь не было этой синей папки.
Совершенно точно не было.
Агент выхватил табельное оружие, последовательно осмотрел помещение, спрятал оружие обратно, подождал, пока уймется сердцебиение (отчего-то отнюдь не испуганное). Осторожно открыл папку. Помолчал.
- Это… довольно неожиданно.
Озвучивать другие свои мысленные реплики Фил Коулсон не стал из уважения к ушам агентов, работавших с прослушкой его кабинета. Он развернулся и очень твердым шагом прошел до малого холла, где, развалившись на мягком диване, Хоукай резался в телефонную игрушку. Тот было кивнул в знак приветствия, но вдруг разглядел в руках Фила синюю папку и в ужасе распахнул глаза.
- Коулсон, ни за что! Что там опять не так? Ты же мне три часа по ушам ездил, ты на время смотрел вообще? У меня уже руки трясутся от этого отчета!
Ооох.
- Нет, Бартон, все в порядке. Не волнуйтесь.
Бартон опустил ноги с дивана.
- Фил?
- Ммм?
- У тебя дергается щека.
- Мгм. Ничего страшного, Хоукай. Это случается изредка. После капельниц, я имею в виду. Сейчас пройдет.
***
Вернувшись в свой кабинет, Коулсон просмотрел через локальную сеть ЩИТа одну из видеозаписей внутреннего слежения.
На записи отчетливо различимый Хоукай о чем-то яростно спорил и что-то ожесточенно печатал под диктовку так же отчетливо различимого и очень невозмутимого Филиппа Коулсона.
Агент промотал запись вперед.
Ровно в 19:15 Коулсон поднялся и с папкой в руках вышел из зоны охвата камеры, оставив Хоукая одного в малом зале. Минут через двадцать Коулсон появился снова.
И агент вынужден был признать, что второй Коулсон по степени невозмутимости проигрывал первому, хотя, конечно, заметить это мог бы только очень внимательный наблюдатель.
Агент поставил подбородок на переплетенные пальцы и закрыл глаза. Он просидел так несколько минут, вслушиваясь в вечернюю тишину. Потом усмехнулся, открыл глаза и тихо произнес:
– Что бы всё это не означало – спасибо.
***
С той ночи к сыну Коула начали приходить сны. Не обычное бесцветное мелькание кадров, не обработка дневной информации, а дивные летучие сны, из которых он выбирался наутро с чувством потери и удивлялся, что у него, оказывается, может щемить в груди. Сны не запоминались, помнилось только ощущение нежности, трепета и стремительного мягкого света.
Фил просыпался, шел варить себе утренний кофе и готовить завтрак, и каждый раз в окружающей картине внезапно появлялось что-то новое. В одно утро он вдруг услышал, как где-то недалеко от его дома звенят цикады. И он помнил, что отметил этот факт ещё две недели назад, но сейчас-то - услышал, и даже замер на несколько мгновений от остроты осознания.
В другое утро свет из окна падал на маленькую кухоньку искоса, так, как будто хотел всю её залить пастелью и очертить разреженной пылью каждый маленький уголок, и Коулсон смотрел на это, видел это и думал, что, наверное, впервые в жизни понимает импрессионистов.
Он как будто ловил по ночам чью-то чужую волну и оставался на этой волне до самого начала рабочего дня. Он понимал, кого благодарить за такие подарки, уже не сомневался, что всё это значит, но так и не мог решить, как к этому относиться. И какой составить план действий. И вообще…
В редкие свободные минуты на работе агент снова и снова изучал материалы по одному из главных объектов, который, кстати, совсем перестал проявлять активность («И слава богу», - можно было прочитать в глазах всех сотрудников ЩИТа). Коулсон даже иногда думал, стоит ли ему аккуратно вывести Тора на разговор о младшем брате, но пока держался, выслушивал Фьюри, язвил с Хоукаем, эффективно работал.
А ночью, конечно, опять снились сны.
Фил Коулсон, в общем, впервые после того, как вышел из совсем юного возраста, чувствовал смятение. И даже отдавал себе в этом отчёт.
***
Ох, Филипп. Я же показал бы Вам – что угодно, любую сказку, любой из асгардских пламенеющих рассветов, самый лучший пейзаж в каждом из девяти миров, зеркальные тропы, Биврёст, огонь – настоящий! Вы ведь даже себе представить не можете, что такое настоящий огонь. Так странно.
Всё… Всё, что Вы захотите. Только Вы, пожалуйста, захотите, Филипп.
Пожалуйста.
***
Фил Коулсон сидел в маленьком кафе на одной из улиц Нью-Йорка. Здесь подавали приличный стейк, музыка была тихой и ненавязчивой, а самое главное - кафе находилось рядом с одним из отделений ЦРУ, куда агент Коулсон только что ходил в последний раз утрясать некий спорный вопрос.
Возможность переиграть параллельную организацию (не конкурирующую, конечно, что вы, мы все здесь занимаемся одним делом) - это всегда доставляло некоторое удовольствие. В глубине души. Хотя глубина была, прямо скажем, не так уж глубока.
Так или иначе, но теперь наблюдение за объектом и все права на принятие решений были безраздельно переданы ЩИТу. С полного согласия Фьюри, у которого, видимо, имелись на то свои причины, иначе он все-таки попытался бы выяснить, зачем Коулсону понадобились такие полномочия в отношении уже много месяцев бездействующего, но потенциально очень опасного объекта под литерой «Л».
Фил был доволен. Действительно, острой необходимости не существовало, но так было... как-то спокойнее. Коулсон доел стейк, галантно расплатился с официанткой, вышел на улицу и неспешно двинулся в сторону парковки. Он остановился у перекрестка, дожидаясь зеленый свет для пешеходов.
- Добрый день, агент Коулсон!
Фил прикрыл глаза на мгновение, повернул голову и мягко ответил:
- Здравствуйте, Локи. Какая неожиданность. И рыжий цвет волос?
Идёт, кстати говоря.
Локи улыбнулся.
- Вы только не подумайте, что это маскировка, агент. Вы же не хотите меня оскорбить.
- Ни в коем случае, мистер... Кстати говоря, у вас не имеется более длинного имени? "Локи", не хочу вас обидеть, звучит чересчур фамильярно. Бетти, Ники, Вики…
Они уже перешли улицу и бок о бок медленно шли к парковке.
- Могу предложить "мистер Лафейсон". Или вот хотя бы "Hveðrungr", если выговорите.
- Да где уж мне. Так почему мы с вами встретились, мистер Лафейсон?
Локи секунду перебирал в уме фразы. Проходил мимо, случайно увидел Вас? Соскучился?
- Вы бы не хотели как-нибудь...
Полетать? Пообедать? Прокатить меня на вашем скутере? Поговорить нормально?
- ... сходить в музей скандинавской мифологии? Со мной.
Фил, не выдержав, рассмеялся, и Локи на мгновение прищурил глаза.
Что же мне делать с вами, мистер Лафейсон, и с вашими беспокойными глазами.
- Суббота устроит вас, мистер Лафейсон?
- Конечно.
- Хорошо. Откуда вас забрать?
Локи недоуменно нахмурил брови и вдруг ухмыльнулся:
- Могу подождать возле вашей работы.
- Договорились. В субботу я заканчиваю в двенадцать.
Только вы это, разумеется, знаете.
- Я знаю.
- Отлично.
Они дошли до черной Акуры, остановились и посмотрели друг на друга. Коулсон отстраненно подумал, что в чертах Локи всегда есть какое-то вызывающее упрямство. Локи подумал, что не знает, как закончить разговор. Коулсон повернулся к машине открыть дверь и услышал:
- До свидания, Филипп.
- До свидания, мистер… Hveðrungr.
Локи на секунду замер, потом расхохотался и как-то незаметно – хотя Коулсон не отводил взгляда – исчез. Фил пожал плечами и сел в машину.
Агент ехал в управление ЩИТа через весь город, слегка улыбаясь и тихонько мыча: "Ммм-мм-мм, you’re in the army... now".
***
Фил Коулсон заранее выделил себе для размышлений обеденный перерыв пятницы.
Во-первых, он действительно был очень занят всю неделю; во-вторых, он понимал, что в этот раз нужно будет наконец прийти к какому-то выводу, а потому ему требовалось время как на сознательное, так и на предварительное подсознательное обдумывание вопроса.
Вопрос же был прежним: каким – при условии верного понимания мотивов Локи – должен быть его, агента Коулсона, ответный ход.
С решением он и так затянул.
Всю неделю, начиная с памятного понедельника в параллельном ведомстве, Фил Коулсон работал на совесть, то есть, впрочем, как обычно.
Он, с одной стороны, был рад, что прямые столкновения с объектами внимания ЩИТа происходят так редко, учитывая объем следующей за каждым столкновением бумажной работы. С другой стороны, скучающая команда Мстителей сама по себе была вещью в высшей степени разрушительной, и потому Коулсон частенько отправлял их – по договоренности с другими ведомствами – на мелкие посторонние задания: штурм захваченных террористами зданий, обезвреживание чересчур обнаглевших преступных группировок северных штатов и прочая, и прочая.
Ещё для Мстителей проводились многочасовые военные учения. Моделирование возможных боевых ситуаций, работа в команде, тренировка в режиме реального времени - чрезвычайно полезная вещь, считал Коулсон. Учений, спланированных им, побаивались все, даже Старк. В первую очередь, как думал сам Коулсон, из-за изощренности ловушек, высоких требований к результатам и необходимости использования... скажем так, нестандартных подручных средств. На этой неделе Коулсон провел учения дважды. Не из вредности, скорее, в воспитательных целях. Кое-кто без дела становился почти неуправляемым.
А в конце недели, в пятницу, в двенадцать тридцать дня и ни минутой раньше, агент Коулсон замкнул изнутри свой кабинет, снял пиджак, сел за стол, и в следующие полтора часа только шорох шариковой ручки выдавал его присутствие.
Коулсон выводил абстрактные узоры на обороте черновика.
Выражение его лица менялось, едва заметно, правда, но менялось, и пытливый наблюдатель, возможно, даже смог бы разглядеть проскальзывавшую время от времени мягкость.
Иногда Коулсон чуть-чуть хмурился, переставал рисовать и упирался подбородком в сгиб ладони. Потом начинал чертить ожесточенней и через несколько секунд опять замедлялся.
Наконец он ощутимо расслабился, потянулся и встал. Через секунду прозвенел таймер, Коулсон посмотрел на черновик - тот был изрисован полностью с двух сторон, улыбнулся и скомкал бумагу в шарик. Коулсон выглядел, в общем-то, как обычный Коулсон - спокойные хитроватые глаза и легкая доброжелательная улыбка. Он надел пиджак и вышел за дверь.
Локи очень хотелось знать, до чего Филипп додумался.
***
С утра он читал книгу на языке древних ванов, язык вспоминался с трудом, но информация была бесценна – недостающее звено в его исследованиях нескольких последних лет.
Локи восстанавливал давно забытое искусство преображения. Не простую маскировку или способ отвода глаз, а технику глубинной перестройки каждой частицы тела так, чтобы сознание оставалось цельным и по большей части неизменным. Маг, владевший этим искусством, мог принять любую форму – не только существа противоположного пола своей же расы, но и любого знакомого ему создания: птицы, рыбы, змеи, коня... Некоторым этот дар давался сам собой, Локи же бросился изучать этот вопрос практически сразу после Падения, когда понял, что преображение из аса в ледяного великана у него происходит с каждым разом все проще и проще, а вот другие формы для него почему-то закрыты.
Теперь он понимал, в чем загвоздка. Теперь, правда, чтобы все-таки научиться превращаться, нужны были долгие часы мысленных усилий и экспериментов, но это всё ерунда, а само решение – прорыв – уже на ладони, Локи чувствовал это, и что-то в нем трепетало в волнении.
В двойном волнении. Собственно, первое волнение не покидало его с понедельника.
Да, усмехнулся он самому себе, древние фолианты очень хорошо отвлекают.
Локи захлопнул книгу, зажмурился, посмотрел на часы, подошел к зеркалу и принялся разглядывать свое отражение, поправляя складку здесь, приглаживая рыжий вихор там и меняя выражения лица одно за другим. Потом опомнился, закатил глаза и опять посмотрел на часы: без пятнадцати двенадцать.
Коулсон, конечно, раньше двенадцати не появится, но сидеть тут уже невозможно. Локи глубоко вздохнул и исчез, чтобы появиться за двадцать километров от этой квартиры.
Управление ЩИТа стояло чуть поодаль от оживленного перекрестка, в глубине маленькой улочки среди деревьев. Снаружи оно выглядело обыкновенным небольшим зданием, разве что ограда была слишком внушительной, и Локи ни за что бы не сказал (если не бывал бы там сотни раз), что это небольшое строение простирается на многие десятки метров вглубь и квартала, и земли.
Он появился недалеко от перекрестка, вне зоны действия камер наблюдения на воротах, и спокойно стоял, поглядывая вокруг, когда ворота Управления неожиданно раскрылись и из них вразвалочку вышел Клинт Бартон. Локи поджал уголки губ, чтобы не рассмеяться. Какой сейчас будет прелестный сюр, как любил говорить один его недавний знакомый, француз.
Клинт Бартон заметил его и, похоже, переживал сейчас одно из самых больших удивлений в своей жизни. Наконец он неуверенно произнес:
- Локи?
- Да, Бартон?
- Ты какого хрена тут делаешь?
- Если я правильно помню ваш протокол, при встрече со мной ты должен прежде всего доложить об этом вышестоящему начальству, не вступая со мной в разговор. Разве не так?
Бартон в замешательстве выхватил из-за пояса рацию, поднес ко рту и остановился - разумеется, со своим обычным чутьем именно в этот момент из ворот Управления вышло то самое начальство. Начальство подошло и взяло Локи под локоть. Бартон явственно побледнел.
- Клинтон, только что посмотрел ваш отчет по последней операции. Вы превзошли самого себя, я потратил на поправки не больше пятнадцати минут. Потрясающе. А теперь, с вашего позволения, мы пойдем по делам. Приятных вам…
- Фил?!
- Клинт?
- Это, вообще, как понимать?
- Клинт…
- Что?!
- Отстань.
И тут Бартон краем глаза заметил, как смотрит на Коулсона Локи, и по лицу Бартона прошел отсвет озарения. Он расхохотался так, что чуть не согнулся пополам. Локи нахмурился, Коулсон усмехнулся, а Бартон наконец смог выдать:
- Понятненько… Но пиво-то мы завтра пойдем пить как обычно?
Коулсон покивал:
- Скорее всего. Я позвоню. И нам пора. До свидания, Бартон.
- Пока, Фил... увидимся, зеленый друг, - Бартона все ещё разбирал смех, но злости в этом смехе… не было. Странно, подумал Локи. Даже удивительно, подумал Локи.
Парочка удалялась от ворот, а Бартон неверяще качал головой.
***
- Это… занимательно. Но вот что мне всегда было интересно, - говорил Коулсон, - так это откуда вообще в скандинавской мифологии имеются сведения о вас и Торе. Если я правильно понимаю, во время войны, которая затронула наш… Мидгард, вы были новорожденным и уж точно не числились в сыновьях Одина?
Музей скандинавской мифологии представлял собой один просторный этаж с красочными стендами и достойно изложенной, хотя и совершенно бредовой, информацией. Локи сам тут не бывал, но как-то раз случайно наткнувшись на рекламу музея, твердо решил сходить повеселиться. Сейчас они стояли перед стендом «Локи» и задумчиво смотрели на изображение дюжего развеселого рыжего мужика с характерными шрамами вокруг рта.
- Насколько я понимаю, Всеотец поддерживал связь с пострадавшими племенами Мидгарда, и какой-то обмен информацией – или дезинформацией – все-таки был. Видимо, кто-то из ваших сочинял по мотивам или просто – устная традиция… Может быть, были предсказания, кто знает. По крайней мере, мой характер угадан неплохо. Наверняка предсказания, а вы знаете, какая у них точность.
- Не очень… осведомлен о точности предсказаний. Но я рад, что вам не обязательно суждено обернуться кобылой и родить жеребенка.
Локи вспомнил свои исследования по полиморфии и нахмурился.
- Я, по крайней мере, постараюсь.
- А у вас здесь скверный характер.
- Я же говорю – они точно угадали.
- А Рагнарёк? Хотя бы на отдельно взятой планете?
- Для этого мне понадобились бы – для начала – двое сыновей. Да и… - Локи собрался с духом. – Филипп, я не трону Мидгард. Ни одной капли крови отныне и впредь по моей вине здесь не прольется. Я обещаю вам и могу поклясться на чем угодно. Здесь – нет.
Они замолчали и пошли дальше. Через пару минут Коулсон спросил:
- Я посчитал: вам, получается, сейчас две с половиной тысячи лет?
- Ну… время для асов течет немного по-другому. Если мерить мидгардскими мерками, то мне было бы лет двадцать шесть – двадцать семь, не больше, я думаю. А весен мне, действительно, больше двух с половиной.
Коулсон не смотрел на Локи и перешел к следующему стенду, чуть-чуть улыбаясь. Он остановился у «Одина» и читал пояснительный текст, чуть-чуть приподняв брови. Сердце Локи защемило, как тогда, возле постели с капельницами – накатила радость, что живой и больше того – ходит рядом, и галстук в коричневый горошек, и походка такая характерная, рубленая. И Локи подумал, что так нельзя, собачья какая-то радость, недостойная ни великого мага, ни даже посредственного воина, но такая глубокая, что вытравить невозможно. А ещё и где-то внутри уверенно клокотало, что вытравлять не надо ни к коем случае. Надо бы – подойти и поцеловать. И унести куда-нибудь. Немедленно. Локи смутился и забарабанил пальцами по запястью левой руки, и тут Коулсон обернулся и посмотрел на него спокойно и как-то ласково.
- Пойдемте попьем чаю внизу и поговорим. Пора бы.
И волнение Локи отпустило.
***
Они сидели внизу, пили чай и пока молчали. Потом медленно заговорил Фил.
- Мне бы хотелось знать, чего вы хотите, Локи. Я вам скажу, что вы мне… вы стали мне необходимы.
Стук чашки о блюдце и неожиданно хитрый взгляд прямо в глаза:
- Хотя я совершенно не могу себе представить, что из этого получится.
- Филипп… – Локи зажмурился. Как такие вещи вообще говорят вслух? – Вы мне, как вы выражаетесь, очень, очень необходимы, и довольно давно, и я хочу… я, в общем-то, хочу, чтобы вы были здоровы, счастливы и со мной, – он открыл глаза. – И мне казалось, что такие вещи за чашкой чая не обсуждают, ведь так?
- Почему? – Фил как будто удивился искренне.
- Мне казалось, что все происходит само собой, - улыбнулся Локи.
- В нашем с вами случае слово «естественность» не имеет смысла, - и они рассмеялись, - а чем больше ясности, тем лучше.
И тут Локи самым неожиданным для себя образом – ну, не совсем неожиданным, если не лукавить – появился на противоположном диванчике и поцеловал Коулсона, секунду, не больше.
- Я хотел внести ясность.
- Можете внести её побольше.
***
Когда потом Локи вспоминал, сколько неловкости было в те первые дни совместной жизни, он тряс головой, как породистый конь, и старался немедленно снова забыть. Правда, Филиппу все было – как там это прекрасное выражение? – как с гуся вода, поэтому неловкость Локи умирала мгновенно. Коулсон притащил Локи при полном параде в ЩИТ подписывать мирный договор и убедил Фьюри, что если превосходящий силами противник сам идет на мировую, то не использовать этот шанс было бы вопиющей глупостью; Коулсон готовил на завтрак кофе и какой-то французский омлет на маленькой кухне, а Локи натыкался на углы в тесном проходе и сбивал посуду, и Фил говорил о чем-то постороннем – о цикадах? – длинными сложными предложениями, и осколки не смущали его ни на секунду, когда он сгребал их в совок маленьким веником. Как-то вечером Локи поставил на край стола стащенную с асгардской пирушки брагу, и вечер закончился в обнимку на полу, где Коулсон рассказывал, почему и из-за кого он маленьким мальчиком ушел в большой город со старой отцовской фермы, а Локи гладил его по плечам и задавал наводящие вопросы. Потом – и не раз – Локи забывал, где оставил свои бесценные книги, потому что, хоть освоить женскую форму оказалось до странности легко, но ещё оставалось множество тонкостей и множество полезных книг; и Фил, завязывая галстук и надевая пиджак, негромко говорил, что «Разное сердце Вернунга» лежит на подоконнике в ванной, а «Сумма форм» – рядом с Британской энциклопедией на третьей полке.
А самое чудесное случилось тогда, когда сын Коула в одно летнее воскресенье подошел к двери, потрогал задумчиво ручку и повернулся к Локи:
- Вы мне как-то обещали полет, мистер Лафейсон. И ещё показать Асгард. Давайте сегодня?
И полет начался.
@темы: Локи и пр. Хидло